В конце XVIII в., при возникшем в литературе стремлении отделить право от религии и морали, антирелигиозный апспект Л. начинает отступать на 2-й план, уступая чисто юридическому аспекту: в Л. начинают видеть преступление против интересов частных лиц, как один из видов квалифицированного обмана, состоящий в нарушении права на истину. В законодательстве европейских стран Л. стала исключаться из числа преступлений против веры.
Русское право со времен Судебника царя Ивана Грозного усматривало в Л. тяжкое преступление против религии. В дополнительных статьях к Судебнику определялось, что если даже пленный даст татарину присягу не убегать и таковую нарушит, то подвергается за это 10-летнему отлучению от церкви и тяжкой эпитимии. Свод законов 1832 г., в соответствии с Уложением царя Алексея Михайловича, упоминал Л. в разд. XI, где назначались наказания за лживые поступки вообще. Уложение о наказаниях 1845 г. отделило Л. от лжесвидетельства, отнеся постановления о Л. к преступлениям против веры, а определения о лжесвидетельстве - к преступлениям против общественного благоустройства и благочиния (разд. VIII). Это деление сохранилось и в издании Уложения 1885 г., отводящем Л. особую (5-ю) главу в разделе о преступлениях против веры (ст. 236-240). См. также Заведомо ложный донос; Показание.